В тот солнечный сентябрьский денёк все без исключения первокурсники (ибо все были как минимум комсомольцами) собрались у ступеней Кибальчича,6. Проводы были довольно многолюдные и весёлые. Мы под гитару горланили песни типа «…Дан приказ ему - на запад, ей – в другую сторону» и «…Трудно было человеку десять тысяч лет назад» (см. два первых разворота). Мы тогда толком еще не знали кого как зовут и кто на каком отделении кто учится. Вот на фотографии из-за спины открывшего рот белоруса Коли Шевчука выглядывает его землячка Нина Никифорова, а рядом со мной (да, да этот самый вьюныш с гитарой – В.Кошевой) стоят Валя Серёгина, приехавшая из Калужской глубинки (Бабынинский район), минчанка Аня Бинько, а чуть поодаль – москвичка Нина Беспалова. Посадили нас в обычный московский рейсовый автобус, у открытых дверей которого застыл на фото в черном кепарике и видавшей виды штормовке мой друг еще с абитуриентских времен Володя Богатырь (ну, фамилия у него такая досталась от отца - известного командира одного из крупных партизанских соединений).

Помнится, что когда мы с Володей узнали, что зачислены на 1 курс, то в городском транспорте вместо копеечного билетика прокомпостировали на радостях себе на память аж по целому рублю. Нашли мы друг друга впервые в 61 аудитории геофака еще в 1 августа 1969 г., когда сдавали вступительный по географии. Тогда порядок был такой, что всех абитуриентов сначала скопом загоняли в актовый зал на пятом этаже, а оттуда уже в сопровождении дежурных студентов геофака по одному разводили по приемным комиссиям, которые принимали устные экзамены в разных аудиториях на 3 и 4 этажах. В отличие от всех остальных абитуриентов и я, и Богатырь не тряслись и не листали учебники, а поднимали публике настроение своими шуточками и байками школьных времен. Мы подружились и сохранили дружеские отношения на все годы учебы в институте и даже после его окончания.

В автобусе посадочных мест хватило не для всех, поэтому некоторые ехали стоя, с трудом проковыряв ногой место для стояния среди груды рюкзаков и сумок с вещами. Что поделаешь, как говорится: в тесноте, но без обиды. Лучшие стоячие места были у вертикального поручня рядом с дверью. Именно на это место вожделенно и с улыбкой взирают мои одногруппницы Валя Зайцева и Зина Кулаева. Перекус устроили во время остановки на полпути. Часть народа повыскакивала на чистый воздух, остальные остались на местах пожевать бутербродиков с чайком их термоса. Вдали, около кассы самообслуживания пассажиров обосновался среди девчонок с кружкой Серёга Баратянц - московский армянин, не произнесший по-армянски за все годы учебы ни одного слова. На переднем плане с бутербродом в руке – Таня Жмайлова. Она приехала учиться в Москву из Ставрополя, но так и не окончила с нами геофака из-за двоек и психического расстройства. С ней судьба свела меня гораздо позже, когда она приехала в Москву спустя тридцать лет… Именно тогда я узнал, что все эти годы она влюблена в меня, и что приехала исключительно для того, чтобы вырвать меня из лап моей стервы жены, которая незаконно захватила мою квартиру и …нарожала сыновей.

Однако вернемся к «картошке». Ехали мы до совхоза «Астапово», где нам предстояло жить и работать целый месяц, около четырех часов. Вывалившийся из автобусов народ повел себя по-разному. Те, кто стоял в пути – предпочли присесть на травку, а те, кто отсидел себе всё на свете – прохаживались около автобусов. Вскоре нам сообщили, что все наши девчонки будут жить в большой избе без удобств в дер. Плешки, а мужская половина - в 10 км от них в общежитском бараке села Астапово. При этом все мы работать (так и быть) будем на одних и тех же полях: девчонки на подборке и сортировке картофеля, а мальчишки – на погрузке.

И начались трудовые будни… Поставили нас сначала на сортировку. Замечу, что «сортировка» - это и процесс, когда крупная картошка отделяется от средней и мелкой, а также сортировкой называют агрегат такой, с помощью которого этот процесс автоматизируется. Работал этот агрегат либо от электричества, либо от бензинового мотора. Последняя тяга была капризная и мы довольно часто бездельничали, но когда сортировку врубали на полную мощность, то это было с одной стороны весело, а с другой – напряжено.

Самосвал сгружал картошку в бункер сортировки, на дне которого двигалась резиновая лента конвейера. Она поднимала картошечку наверх, где вращались резиновые валики, наподобие тех, которые были раньше в отжималках стиральных машин. Эти валики отстояли друг от друга на разном расстоянии и, поэтому мелочь сыпалась на один «этаж», покрупнее – на другой, и, наконец, - на третий, от каждого из которых в разные стороны этого агрегата расходились рукава трех конвейеров. В конце каждого из рукавов подставлялся мешок. Вот так, как это делают Серёга Колоколов ( он - слева и, как выяснилось, с ним я даже учился в одной школе) и Коля Шевчук. А еще один, в данном случае Володя Богатырь (он кулак, фулюган, показывает нам), стоял сбоку и отделял картошку от комков земли аналогичного размера. Мусор и куски земли бросали либо в корзины, либо на землю, а потом во время перерыва всё это убирали лопатами, которыми поначалу пока энергии девать некуда было сражались .

А в это время девчоночки наши гнули спины на грядках, собирая картошку после картофелекопалки сначала в корзины, а потом наполняли ею мешки. Самый кайф был поваляться в стогу соломы на солнышке, которым нас сначала баловало бабье лето.

На обед возили нас в колхозную столовую, где кормили в основном серыми макаронами и кашами, да супчиком из рыбных консервов. Всё это запивалось подслащенной желтой водичкой, гордо именуемой то чаем, то компотом. По пути обратно на поле можно было вздремнуть на коленях друга . Прилечь на колени кого-либо из девчат, даже в шутку, тогда было верхом хамства и каралось девчонками нещадно. Нравы, по сравнению с нынешними, были строгие.

К концу рабочего дня на полях сиротливо оставались стоять мешки с картошкой вплоть до самого утра. И, что удивительно, их практически не воровали, ибо поля были огорожены и охранялись сторожами с берданками, заряженными солью. Трудно себе представить, что после рабочего дня в пылище (недаром так смачно чихал Вовочка Богатырь) на сортировке и в земле на грядках ни ребята, ни девчата не могли сполоснуться в душе или сходить в баню. Таковое мероприятие было позволительно только раз в неделю, когда топили общественную межколхозную баню, куда нас специально возили. А ежедневно к услугам желающих была колодезная водичка и кастрюли с горячей водой на кухне…

С первыми лучами солнца мы выходили на бескрайние картофельные поля. Было такое впечатление, что только один этот совхоз сможет снабдить своей картошкой всю столицу на всю зиму. Прошла одна, а потом еще одна, а за ней еще одна неделя, а картошка на полях всё не кончалась…

На одну борозду со временем девчонки стали вставать по двое, а на следующий день менялись напарницами. Такая система позволила перезнакомиться довольно основательно всем «биологиням» и «иностранкам». Однако с иностранного отделения на эту картошку поехало лишь 70% девчонок, тогда как мальчишки были практически все.

Мужички собирали по полю мешки с картошкой, и с размаху швыряли в открытый борт тракторного прицепа. Трактор шел без остановки по полю и мы должны были с мешком в руках бежать вдогонку за ним и успевать его докинуть до борта. Бывало, что мешок не долетал, и приходилось под мат-перемат тормознутого нами тракториста терять время на подборку рассыпавшейся картошки. Сноровка появилась спустя две неделе. В пары становились примерно равные по силушке и сработавшиеся мужички. (Здесь В. Богатырь и Толик Кокшаров корячатся с мешком внизу, а я в легкомысленной шляпе и телогрейке вместе с Серёгой Шейно (царство ему небесное) втаскиваем картошку наверх.

Надо отдать должное осени того года – погода нас баловала солнышком целых три недели. Можно было даже позагорать (слева сидит Таня Жмайлова, справа – Зоя Бадмаева, а в платочке на травке улеглась Нина Беспалова). Ребятам же отдыхать практически не давали (Kar20 всё в том же составе и всё с тем же трактором). После загрузки тележки с нею же мы ехали на сортировку, где без работы скучали наши девчонки. На четвертую неделю зарядили дожди с ветром и многие простудились и были отправлены в Москву.

С потолка капало, поэтому пока мы были в поле, промокшие простыни сушились на бельевых веревках. «Сугревались» преимущественно восемнадцатиградусным плодово-выгодным вином с гордым названием «Солнцедар» (Нахохлившийся от холода В.Богатырь, вдали – хозяйственный Женя Павлов, справа – никогда не унывающий лыжник Серега Колоколов).

К четвертой неделе наш энтузиазм совсем сошел на «нет», когда нам сказали, что мы уже съели больше, чем наработали. Кормить стали совсем плохо. Добирали консервами и хлебом из сельпо, ну, и плюс ежедневно скидывались на «Солнцедар». Наутро большинство предпочитало отлёживаться в сене, а не работать: один шут из минуса не вылезти 100%. При этом одного из нас начальство выделяло особо – это был Коля Шевчук . Он принципиально не выпивал со всеми и держался особняком, поближе к девчонкам, которые его приняли в подругайки. Был Николай недурен собой, романтичен и артистичен, что очень нравилось нашим девчонкам. Ребята за это его стали величать бабником…

А девчонкам то красоты хотелось, букетов, слов ласковых, внимания... А вместо цветов от поклонников сами себе дарили разноцветные кленовые листья ( Лариса …, Таня Покус и Валя Серегина), средь бела дня, а не в стогу по ночам, пытались строить глазки). Мальчишки же наши в этом возрасте в основной своей массе предпочитали подольше поспать. Им снилась Москва, дом родной, факультет…

В совхозе «Астапово» мы проработали чуть больше месяца, заплатив за это «удовольствие» из своего кармана примерно половину стипендии. Но, главное, на «Картошке-69» мы сдружились, узнали кто есть кто на нашем курсе, поняли, что учеба в стенах факультета – лучше «отдыха на картофельном фронте», о чем нам и говорили умудренные старшекурсники.